Физики продолжают шутить
-
Энрико Ферми был членом Итальянской академии наук.
Заседания ее проходили во дворце и обставлялись всегда чрезвычайно
пышно.
Опаздывая на одно из заседаний, Ферми подъехал ко дворцу на своем
маленьком «фиате». Выглядел он совсем не по-профессорски, имел довольно
затрапезный вид, был без положенной мантии и треуголки. Ферми решил
все же попытаться проникнуть во дворец. Преградившим ему путь карабинерам
он отрекомендовался как «шофер Его Превосходительства профессора Ферми».
Все обошлось благополучно
-
Американский физик Роберт Милликен (1868...1953)
был известен своей словоохотливостью. Подшучивая над ним, его сотрудники
предложили ввести новую единицу — «кен» для измерения разговорчивости.
Ее тысячная часть, то есть милликен, должна была превышать разговорчивость
среднего человека.
-
Дирак любил потеоретизировать на самые различные
темы. Однажды он высказал предположение, что существует оптимальное
расстояние, на котором женское лицо выглядит привлекательнее всего;
поскольку в двух предельных случаях — на нулевом и бесконечном
расстоянии — «привлекательность обращается в нуль» (ничего не
видно), то между этими пределами, естественно, должен существовать
максимум.
-
Интересный пример того, как можно использовать слова
для количественного описания результатов измерений, был приведен профессором
Чикагского университета Гейлом.
Профессор работал в лаборатории с одним своим студентом, и они не
знали, под каким напряжением — 110 или 220 вольт — находились
клеммы, к которым они должны были подключить аппаратуру. Студент собрался
сбегать за вольтметром, но профессор посоветовал ему определить напряжение
на ощупь. — Но ведь меня просто дернет, и все, — возразил
студент. — Да, но если тут 110 вольт, то вы отскочите и воскликнете
просто: «О, черт!», а если 220, то выражение будет покрепче.
Когда об этой истории я рассказал студентам, один из них заметил:
«Сегодня утром я встретил одного малого, так он, наверное, как раз
перед этим подключился к напряжению 440!»
-
Давида Гильберта (1862...1943) спросили об одном
из его бывших учеников.
— Ах, этот-то? — вспомнил Гильберт. — Он стал поэтом.
Для математики у него было слишком мало воображения.
-
Ньютон очень не любил отвлекаться от своих занятий,
особенно по бытовым мелочам. Чтобы выпускать и впускать свою кошку,
не подходя к двери, он прорезал в ней специальную дыру. Когда у кошки
появились котята, то он проделал в двери для каждого котенка по дополнительному
меньшему отверстию.
-
Когда группа ученых в Америке получила 2 миллиграмма
гидроокиси плутония, то от любопытных, жаждавших увидеть новый элемент,
не было отбоя. Но рисковать драгоценными кристаллами было нельзя,
и ученые насыпали в пробирку кристаллики гидроокиси алюминия и, подкрасив
их зелеными чернилами, выставили для всеобщего обозрения. «Содержимое
пробирки представляет собой гидроокись плутония», — невозмутимо
заявляли они посетителям. Те уходили удовлетворенными.
-
Резерфорд говорил, что все науки можно разделить
на две группы — на физику и коллекционирование марок.
-
Один из основоположников квантовой теории Макс Планк
в молодости пришел к 70-летнему профессору Филиппу Жолли и сказал
ему, что решил заниматься теоретической физикой.
— Молодой человек, — ответил маститый ученый, — зачем
вы хотите испортить себе жизнь, ведь теоретическая физика уже в основном
закончена... Стоит ли браться за такое бесперспективное дело?!
-
Дирак любил выражаться точно и требовал точности
от других. Однажды на семинаре в конце длинного вывода докладчик обнаружил,
что знак в окончательном выражении у него не тот. «Я в каком-то месте
перепутал знак», — сказал он, всматриваясь в написанное. «Вы
хотите сказать — в нечетном числе мест», — поправил с места
Дирак.
В другой раз Дирак сам был докладчиком. Окончив сообщение, он обратился
к аудитории: «Вопросы есть?». — «Я не понимаю, как вы получили
это выражение», — спросил один из присутствующих. «Это утверждение,
а не вопрос, — ответил Дирак. — Вопросы есть?»
-
Известный физик Лео Сцилард читал свой первый доклад
на английском языке. После доклада к нему подошел физик Джексон и
спросил:
— Послушайте, Сцилард, на каком, собственно, языке вы делали
доклад?
Сцилард смутился, но тут же нашелся и ответил:
— Разумеется, на венгерском, разве вы этого не поняли?
— Конечно, понял. Но зачем же вы натолкали в него столько английских
слов? — отпарировал Джексон.
-
Бор блестяще излагал свои мысли, когда бывал один
на один с собеседником, а вот выступления его перед большой аудиторией
часто бывали неудачны, порой даже малопонятны. Его брат Харальд, известный
математик, был блестящим лектором. «Причина простая, — говорил
Харальд, — я всегда объясняю то, о чем говорил и раньше, а Нильс
всегда объясняет то, о чем будет говорить позже».
-
Альберт Эйнштейн любил фильмы Чарли Чаплина и относился
с большой симпатией к созданному им герою. Однажды он написал в письме
к Чаплину: «Ваш фильм «Золотая лихорадка» понятен всем в мире, и Вы
непременно станете великим человеком. Эйнштейн»
На это Чаплин ответил так: «Я Вами восхищаюсь еще больше. Вашу теорию
относительности никто в мире не понимает, а Вы все-таки стали великим
человеком. Чаплин».
-
— Никак не могу найти себе помощника, —
пожаловался однажды Эдисон Эйнштейну. — Каждый день заходят молодые
люди, но ни один не подходит.
— А как вы определяете их пригодность? — поинтересовался
Эйнштейн.
Эдисон показал ему листок с вопросами.
— Кто на них ответит, тот и станет моим помощником. «Сколько
миль от Нью-Йорка до Чикаго?» — прочел Эйнштейн и ответил: «Нужно
заглянуть в железнодорожный справочник». «Из чего делают нержавеющую
сталь?» — «Об этом можно узнать в справочнике по металловедению...».
Пробежав глазами остальные вопросы, Эйнштейн сказал:
— Не дожидаясь отказа, свою кандидатуру снимаю сам.
-
Эрнст Резерфорд пользовался следующим критерием
при выборе своих сотрудников. Когда к нему приходили в первый раз,
Резерфорд давал задание. Если после этого новый сотрудник спрашивал,
что делать дальше, его увольняли.
-
Однажды вечером Резерфорд зашел в лабораторию. Хотя
время было позднее, в лаборатории склонился над приборами один из
его многочисленных учеников.
— Что вы делаете так поздно? — спросил Резерфорд.
— Работаю, — последовал ответ.
— А что вы делаете днем?
— Работаю, разумеется, — отвечал ученик.
— И рано утром тоже работаете?
— Да, профессор, и утром работаю, — подтвердил ученик, рассчитывая
на похвалу из уст знаменитого ученого.
Резерфорд помрачнел и раздраженно спросил:
— Послушайте, а когда же вы думаете?
-
Макс Борн в свое время выбрал астрономию в качестве
устного экзамена на докторскую степень. Когда он пришел на экзамен
к известному астроному-физику Шварцшильду, тот его спросил:
— Что вы делаете, когда видите падающую звезду? Борн, понимавший,
что на это надо отвечать так: «Я бы посмотрел на часы, заметил время,
определил созвездие, из которого она появилась, направление движения,
длину светящейся траектории и затем вычислил бы приблизительную траекторию,»
не удержался и ответил:
— Загадываю желание.
-
— Взгляни на этого математика, — сказал
логик. — Он замечает, что первые девяносто девять чисел меньше
сотни, и отсюда с помощью того, что он называет индукцией, заключает,
что любые числа — меньше сотни.
— Физик верит, — сказал математик, — что 60 делится
на все числа. Он замечает, что 60 делится на 1, 2, 3, 4, 5 и 6. Он
проверяет несколько других чисел, например, 10, 20 и 30, взятых, как
он говорит, наугад. Так как 60 делился на них, то он считает экспериментальные
данные достаточными.
— Да, но взгляни на инженера, — возразил физик. — Инженер
подозревает, что все нечетные числа простые. Во всяком случае, 1 можно
рассматривать как простое число, доказывает он. Затем идут 3, 5 и
7, все, несомненно, простые. Затем идет 9 — досадный случай;
по-видимому, 9 не является простым числом, но 11 и 13, конечно, простые.
Возвратимся к 9, — говорит он, — я заключаю, что 9 должно
быть ошибкой эксперимента.
Из книги Д. Пойа. Математика и правдоподобные рассуждения, ИЛ,
1957.
-
Бор никогда не критиковал резко докладчиков, вежливость
его формулировок была всем известна. Один из физиков после выступления
на семинаре был ужасно расстроен. Приятель спросил его о причине.
«Беда, — ответил тот, — профессор Бор сказал, что "это
очень интересно"». Любимым предисловием Бора ко всякому замечанию
было «I don't mean to critisize», т.е. «я не собираюсь критиковать...».
Даже прочтя никуда не годную работу, он восклицал: «Я не собираюсь
критиковать, я просто не могу понять, как может человек написать такую
чепуху!».
-
Однажды во время обучения в Геттингене Нильс Бор
плохо подготовился к коллоквиуму, и его выступление оказалось слабым.
Бор, однако, не пал духом и в заключение с улыбкой сказал:
— Я выслушал здесь столько плохих выступлении, что прошу рассматривать
мое нынешнее как месть.
-
Эйнштейн был в гостях у своих знакомых. Начался дождь.
Когда Эйнштейн собрался уходить, ему предложили взять шляпу.
— Зачем? — сказал Эйнштейн. — Я знал, что будет дождь,
и именно поэтому не надел шляпу. Ведь она сохнет дольше, чем мои волосы.
Это же очевидно.
-
Бор с женой и молодым голландским физиком Казимиром
возвращались поздним вечером из гостей. Казимир был завзятым альпинистом
и с увлечением рассказывал о скалолазании, а затем предложил продемонстрировать
свое мастерство, избрав для этого стену дома, мимо которого вся компания
в тот момент проходила. Когда он, цепляясь за выступы стены, поднялся
уже выше второго этажа, за ним, раззадорившись, двинулся и Бор. Маргарита
Бор с тревогой наблюдала за ними снизу. В это время послышались свистки
и к дому подбежало несколько полицейских. Здание оказалось отделением
банка.
-
Нильс Бор любил ходить в кино, причем из всех жанров
признавал только один — ковбойские вестерны. Когда Бор по вечерам
начинал жаловаться на усталость и рассеянность и говорил, что «надо
что-то предпринять», все его ученики знали, что лучший способ развлечь
профессора — сводить его на что-нибудь вроде «Одинокого всадника»
или «Схватки в заброшенном ранчо». После одного из таких просмотров,
когда по дороге домой все подсмеивались над непременной и избитой
ситуацией — герой всегда хватается за револьвер последним, но
успевает выстрелить первым, — Бор неожиданно стал утверждать,
что так на самом деле и должно быть. Он развил теорию, согласно которой
злодей, собирающийся напасть первым, должен сознательно выбрать момент,
когда начать движение, и это замедляет его действия, тогда как реакция
героя — акт чисто рефлекторный, и потому он действует быстрее.
С Бором никто не соглашался, разгорелся спор. Чтобы разрешить его,
послали в лавку за парой игрушечных ковбойских револьверов. В последовавшей
серии «дуэлей» Бор, выступая в роли положительного героя, «перестрелял»
всех своих молодых соперников!
Трудно себе представить, что привлекало Бора в этих картинах. «Я вполне
могу допустить, — говорил он, — что хорошенькая героиня,
спасаясь бегством, может оказаться на извилистой и опаской горной
тропе. Менее вероятно, но все же возможно, что мост над пропастью
рухнет как раз в тот момент, когда она на него ступит. Исключительно
маловероятно, что в последний момент она схватится за былинку и повиснет
над пропастью, но даже с такой возможностью я могу согласиться. Совсем
уж трудно, но все-таки можно поверить в то, что красавец ковбой как
раз в это время будет проезжать мимо и выручит несчастную. Но чтобы
в этот момент тут же оказался оператор с камерой, готовый заснять
все эти волнующие события на пленку, — уж этому, увольте, я не
поверю!»
-
Вольфганг Паули был стопроцентным теоретиком. Его
неспособность обращаться с любым экспериментальным оборудованием вошла
у друзей в поговорку. Утверждали даже, что ему достаточно просто войти
в лабораторию, чтобы в ней что-нибудь сразу же переставало работать.
Это мистическое явление окрестили «эффектом Паули» (в отличие от знаменитого
«принципа Паули» в квантовой теории). Из документально зарегистрированных
проявлений эффекта Паули самым поразительным, несомненно, является
следующий. Однажды в лаборатории Джеймса Франка в Геттингене произошел
настоящий взрыв, разрушивший дорогую установку. Время этого ЧП было
точно зафиксировано. Как потом оказалось, взрыв произошел именно в
тот момент, когда поезд, в котором Паули следовал из Цюриха в Копенгаген,
остановился на 8 минут в Геттингене.
-
Комптон занимался исследованием космических лучей.
Ему потребовалось измерить интенсивность космического излучения на
разных широтах, к он переезжал со своей аппаратурой из одного американского
города в другой, все ближе и ближе к экватору, пока не добрался до
Мехико — мексиканской столицы. Ящики с аппаратурой выгрузили
на перроне; на вид они были все одинаковые, хотя в двух ящиках находились
полые сферические корпуса электромоторов, а остальные были нагружены
свинцовыми кирпичами. Носильщики заломили огромную сумму за переноску
этих тяжестей. Тогда Комптон, подхватив два ящика с корпусами, бодро
зашагал по перрону; пристыженные носильщики, с трудом поднимая вдвоем
один ящик с кирпичами, поплелись за ним следом.
История попала в газеты и наделала шуму. Но на этом дело не кончилось.
Для проведения измерений необходимо было изолировать аппаратуру от
каких бы то ни было источников электрических помех (которыми так богат
каждый большой город), но в то же время нужен был источник электроэнергии.
Комптон заранее договорился с настоятелем одного из удаленных от столицы
монастырей, очень подходившего для экспериментов, и где к тому же
имелось электричество. Это был один из тех бурных периодов мексиканской
истории, когда отношения между церковью и правительством оставляли,
желать лучшего. Полиция контролировала дороги, ведущие к монастырям,
не без основания считая, что ими захотят воспользоваться бунтовщики.
Комптона остановил патруль, а после осмотра багажа, который состоял
из «двух круглых черных бомб» и огромного количества свинца (а каждому
известно, что свинец годится только для литья пуль), он был арестован.
Когда недоразумение выяснилось, намеченные исследования были выполнены
и измеренная интенсивность космических лучей на территории монастыря
полностью совпала с предсказаниями теории Комптона.
-
Над дверью своего деревенского дома Бор прибил подкову,
которая, согласно поверию, должна приносить счастье. Увидев подкову,
один из посетителей воскликнул: «Неужели такой великий ученый, как
вы, может действительно верить, что подкова над дверью приносит удачу?»
— «Нет, — ответил Бор, — конечно, я не верю. Это предрассудок.
Но, вы знаете, говорят, она приносит удачу даже тем, кто в это не
верит».
-
Однажды Эйнштейн был приглашен к Склодовской-Кюри.
Сидя у нее в гостиной, он заметил, что два кресла около него пустуют
— никто не смел в них сесть.
— Сядьте около меня, — смеясь сказал Эйнштейн, обращаясь
к Жолио. — А то мне кажется, что я в Прусской академии наук.
-
Одна знакомая просила Альберта Эйнштейна позвонить
ей по телефону, но предупредила, что номер очень трудно запомнить:
24361.
— И чего же тут трудного? — удивился Эйнштейн. — Две
дюжины и 19 в квадрате.
-
В начале научной карьеры Эйнштейна один журналист
спросил госпожу Эйнштейн, что она думает о своем муже.
— Мой муж гений! — сказала госпожа Эйнштейн. — Он умеет
делать абсолютно все, кроме денег.
-
Резерфорд демонстрировал слушателям распад радия.
Экран то светился, то темнел.
— Теперь вы видите, — сказал Резерфорд, — что ничего
не видно. А почему ничего не видно, вы сейчас увидите.
-
Эразм Дарвин считал, что время от времени следует
производить самые дикие эксперименты. Из них почти никогда ничего
не выходит, но если они удаются, то результат бывает потрясающим.
Дарвин играл на трубе перед своими тюльпанами. Никаких результатов.
-
Когда Нильс Бор выступал в физическом институте
Академии Наук СССР, то на вопрос о том, как удалось ему создать первоклассную
школу физиков, он ответил: «По-видимому, потому, что я никогда не
стеснялся признаваться своим ученикам, что я дурак...»
Переводивший речь Нильса Бора Е.М. Лифшиц донес эту фразу до аудитории
в таком виде: «По-видимому потому, что я никогда не стеснялся заявить
своим ученикам, что они дураки...»
Эта фраза вызвала оживление в аудитории, тогда Е.М. Лифшиц, переспросив
Бора, поправился и извинился за случайную оговорку. Однако сидевший
в зале П.Л. Капица глубокомысленно заметил, что это не случайная оговорка.
Она фактически выражаем принципиальное различие между школами Бора
и Ландау, к которой принадлежит и Е.М. Лифшиц.
-
В своем выступлении на конференции по ускорителям
(октябрь 1968 г., Москва) академик М.А. Марков привел слова Жолио-Кюри:
«Чем дальше эксперимент от теории, тем ближе он к Нобелевской премии».
-
Академик Л.А. Арцимович дал следующее определение
науки: (журнал «Новый мир», номер 1, 1967): «Наука есть лучший
современный способ удовлетворения любопытства отдельных лиц за счет
государства»
|